Мы мяли время на самом отшибе задрипанного города Мангал-Сарай и пускали кольца чуши в небо - поезд опаздывал уже на четыре часа, а мог задержаться еще на час, десять часов, двое суток, так как в Индии самое мнущееся время в мире. Из-за этого люди вокруг были счастливы, а мы рисковали опоздать на самолет из Дели в Кашмир, что волновало нас куда меньше, чем взмывающая в воздух чушь.
Послышался рев мотора, и в глаза ударил слепящий пучок света. Нас окружила толпа крепких индусов и потребовала разъяснений. На железнодорожном мосту каждый день совершалось по несколько ночных убийств, мы были белыми, а индусы полицейскими, твердо потребовавшими убираться отсюда.
Через два часа железнодорожный вокзал смогом людской плоти встретил двух дураков и проводил к закрывающимся дверям провинившегося поезда. Каждый заходил в вагон со своим - Валек с пачкой сухарей размером с рюкзак стоимостью тридцать рупий, а я с мыслями, что он со своей порцией чуши чертовски прав.
По пути машинист старался максимально натупить за каждым удобным поворотом, в честь чего мы, обзнакомившиеся с плацкартными индусками и настрелявшие чаи у пробегающих пацанов, только к ночи прибыли на серый вокзал Дели, от которого серел не только слой побелки на лице, но и открытая душа. Cамолет уже с воздуха ехидно махал нам крылом, поэтому мы прямиком направились на главный базар Дели, где вписались в дорогущий отель в самом центре столицы по 350 рупий с человека.
Главный рынок главного города Индии захватывает все органы восприятия с первого взгляда: вам просто не удастся простоять здесь больше пяти секунд, кабина пьяной моторикши или копыта осла из проскочившей повозки охотно исправят это недоразумение. Коль скоро прибыли в страну, вы просто обязаны вариться в этой рисовой каше по всем правилам выпаривания.
Когда стрелки перевалили за полночь, улицы сменили одеяние с людского на голодных зверей и мелких воров, а животы умоляюще зажурчали на хозяев, мы выдвинулись на пустынные улицы Дели в поисках баров и приключений, вкушая ночную жизнь. Через несколько часов в номер ввалился чудом спасшийся от клыкастой собаки Валек с половиной откусанного кроссовка, тогда как мне предстояла торжественная ночь с возможностью вернуться только к солнечным семи утра. В это время состояние моего друга было весьма удручающим: болевший последний раз два года назад он каждым своим жестом излучал воплощение недуга. Ясное дело, что его иммунитет собирался расправиться с ним после обеда или максимум в полдник. За пять минут мы решили, что самолет слишком мал для нас двоих и лететь в горы надо строго поодиночке. На цуефа выпало отправиться мне, что было как нельзя кстати, - Валентин запирался в Дели с ноутбуком безвылазно заниматься работой несколько суток.
Руки пожаты, слезы выплаканы, тела договорились, что, возможно, еще когда-нибудь встретятся на отдаленном клочке Индостана, и мои дыры на кроссовках, наглотавшись дорожной пыли, направились прямиком в аэропорт имени Индиры Ганди. Рюкзак за спиной был куда легче осознания бремени того, что сегодня вечером этому портфелю вместе с обладателем предстоит оказаться одному без ночлега где-то у подножья гор.
Всхлипнув, турбина самолета зажурчала Карлосоном, и пока меж колесами и взлетной полосой не успела втиснуться прослойка воздуха, на измятом клочке блокнота мне удалось прочесть пару грифельных следов, оставленных двумя часами ранее:
"Я смотрел влево – благодатные небоскребы, отстроенные по современным стандартам, в которых невозможно жить без комфорта, вырастали из роскошных садов, где люди вкушают каждый миг и наслаждаются жизнью – все это было моей идеально выстроенной любовью, отношениями по всем канонам гармонии.
Я перевел взгляд направо – полуэтажные хижины, построенные из коровьего дерьма, украденных кирпичей, рухнувших бетонных блоков и сухого тростника, одна к другой уходили за горизонт. Сюда постоянно вваливают мусор, и чем больше сжигают, тем больше его становится. Дым отходов, бесповоротности и плача навсегда окутал бесконечные трущобы – воплотившиеся моими сегодняшними истлевающими чувствами.
Я посмотрел прямо и тут же отпрянул – полуразвалившийся драндулет, чьим пассажиром мне посчастливилось быть, чуть не врезался и вплотную чиркнул о встречную мчащуюся иномарку. Водила ехидно сплюнул густую слюну и втопил с еще большей дурью. Развалюха неслась вдвое скорее, чем могла позволить отсутствующая дорога, и чем быстрее мы ехали, тем стремительнее вскипала кровь в жилах, чем назойливей гудел клаксон, тем насыщеннее орал гул в голове и сердце, чем плотнее летел поток машин, тем плотнее сжимались кулаки.
Прощай, Дели. Улетаю в северный Кашмир. Туда, где острые Гималаи протыкают небесных буддийских богов, где борода на двадцать сантиметров ниже, как температура ниже на двадцать градусов, где снег соседствует с Пакистаном, а солдаты с озерами. Туда, где идет война.
И лечу я туда один."
Кашмир поздоровался со мной хлопьями снега в лицо. Два часа назад я изнывал от тридцатипятиградусной жары, тогда как сейчас в шортомайке мерз под градом осадков и предубеждений.
Первое, что бросалось здесь в глаза - это толпы военных с автоматами повсюду. В аэропорту они муравьями кипишили на любом свободном клочке пространства, ближе к городу редели, по две-три штуки карауля каждый поворот и вход в здание. Когда-то Кашмир являлся отдельным княжеством в Гималаях, сейчас же слывет традиционно дико спорной областью между Пакистаном и Индией. В 1999, 2002 и 2008 годах здесь массово вырезали местное население и туристов, а последние военные действия велись полтора года назад. В любой момент у обоих стран могло бомбануть - и тогда снова пошло-поехало, люди здесь должны оставаться начеку ежедневно.
Сринагар является столицей Кашмира и похож на Индию так же, как подсоленная буква "ё" на мысль утки о красном платье. Мусор вы встретите только в головах людей или в полицейском участке, никак не на улицах, бомжи исчезли здесь раньше мамонтов, а список самых популярных нарядов возглавляет борода.
Если любовь с первого взгляда существует, то она настигла меня врасплох. Наивными чувствами девственного шестнадцатилетнего пацана я влюбился в каждую часть тела и души Кашмира: каприз дыхания снежного ветра, голос улетающего крика чайки над горизонтом, плечи могущественных гор, величаво расхаживающих перед красавицами-соснами, меланхоличные осадки идей, пропитывающие трагизмом, бесконечная водная гладь желаний и мечт - все это до боли напоминало отражение моей тогдашней увядающей души.
Посередине Сринагара распластало рукава озеро Дал, поселив на себе сотню домов и тысячу лодок. В былые года под натиском англичан местные жители, которые, кстати, не являются индусами, отстраивали жилища на воде, где и ютились семьями. В наши дни "боат-хаусы" стали одной из визитных карточек северной столицы - люди со всего света стекаются сюда, чтобы провести пару ночей в метре над водой, если, конечно, не боятся возможности начала войны. Сумасбродные ноги завели меня как раз на один из боат-хаусов, добраться до которого с суши можно только свистнув местного водного бомбилу.
Первая ночь прошла в ложе настоящей шамаханской царицы. Скорешившись с владельцем домика, я получил эксклюзивно выписанную комнату для брахманов. Бородатые чуваки долго стебали по поводу моей великолепной гёрлфренд - я был первым самцом, ночующим здесь без девушки.
Так я подружился с работникам Лаларук боат-хаус. Эти парни не понимали ни слова по-русски, кроме парочки ярких выражений, подсказанных мною, я в душе не врубал ни звука на их диалекте - именно поэтому мы нашли общий язык и скорефанились, будто каждый день с рождения бок о бок ходили на врага. Все мои планы о ночевках в горах рядом с Джамму улетучились вместе с опасениями за сохранность, билеты были сданы, а я перекочевал в маленькую уютную комнату рядом с кухней, чтобы платить меньшую ренту и быть ближе к еде.
Все байки про супер-острую индийскую пищу не только являются реальностью, нет - зачастую значимость перца здесь сильно преуменьшена. Индусы едят не блюдо со специями, а поглощают специи, закусывая блюдом. В любом кафе надо требовать "зе мост анспайси дишес ин э ворлд", тогда вы получаете шанс сжечь желудок только наполовину. Если индусу принесут рис со слоем приправ меньше двух миллиметров, он почувствует себя оскорбленным, поэтому и вам официанты сыпят с лихвой.
Чтобы по-настоящему вкусить Кашмир, все время здесь я кушал только традиционную пищу, что было настоящим испытанием для живота. Разнообразию нет предела: роти, рис и дум-алу составляют рацион пищи всех жителей на ближайшие сто лет.
Таинство обедов вершится прямо на кухне, каждый садится в удобном углу, мнет моченый рис руками и, причмокивая, заваливает его в рот. Чем тише вы чмокаете - тем менее вкусная еда, а если после приема пищи не наградили повара шикарной отрыжкой, значит, яства были не по нраву.
Ребята были довольны моими успехами в освоении традиций и каждый раз сыпали все больше перца, а рыгать заставляли все громче. По вечерам мы в семейном кругу засиживались на коврах у телевизора из восьмидесятых и на маленьком экране разглядывали спортивные матчи или бомбейские сериалы. Болливуд снимает самые предсказуемые картины в мире, куда более очевидные, чем мой наисмешнейший роман. Любой кадр вы можете предсказать, исходя из названия фильма, тогда как индусы искренне переживают за героев, удивляются неожиданным поворотам сюжета и хитроумности сценариста.
Самый популярный и, пожалуй, единственный спорт - крикет. В один из вечеров улицы всех городов Индии и Пакистана опустели - ровно в семь начинался матч между давнишними соперниками, и долгом каждого было болеть за свою страну. Кашмир находится между двух сторон, поэтому страсти здесь были куда эпичнее. Мы с пацанами от души болели за Индию, а когда она выиграла, полезли обниматься.
Днем я залезал в гондолу и колесил по водной глади озера.
Это были одни из лучших мгновений за все путешествие в Индию. Казалось, будто я сам есть молекула H2O и неспешно перетекаю из одного состояния в другое.
Еле заметный бриз был куда громче мыслей - очищенное сознание являлось воплощением самой статики.
Часто к моей лодке пришвартовывались другие, мы плавали вместе или беседовали на вечные темы, насколько позволял уровень английского.
Сринагар часто называют индийской Венецией, что весьма спорно в моем видении. Так или иначе, узких каналов здесь тоже хватает, отдаленные просеки которых и влекут неизведанностью.
Выражение "Сына, сходи в магазин за хлебом" лишено смысла - до ближайшего продуктового без лодки только вплавь.
Иногда индуски отрицали возможность существования белого человека рядом с их домом.
Бесполезно пытаться описать свое состояние, вкратце Кашмир - это просто кайф.
За все время обитания здесь мне посчастливилось встретить только двух европейцев, да и то в противоположной части города. В своем районе я был единственным белым, и уже спустя два дня все в округе здоровались со мной за руку и называли Иван.
Жители рассказывали друг другу об иностранце и приглашали поглазеть на него совместно.
Каждый раз после полуночи я одевался потеплее, укутывался в три одеяла, залезал в уютный спальник и ложился на веранде прямо у другого, водного мира. Часами яркие звезды отражались в стеклянных глазах, ветер пускал по миру мысли, а чем громче плескалось озеро, тем сильнее всплескивались эмоции. Ночи напролет я писал стихи, и как только они начинали нравиться, скомканный листок немедленно оказывался в воде, давая мне маленький шанс на слово "полегчало".
