В Тегеране ультрасовременное метро. Первый и последний вагоны женские, остальные смежные. Внутри поездов несметное количество торгашей предлагают все, что угодно: от семейных трусов до теней и туши. Иногда на станции в одну дверь заходят сразу два-три человека и начинают галдеть одновременно. В целом, какие-то продажи все же удаются.
Нигде еще нас не разглядывали так пристально, никто еще не освистывал нас так неоднозначно, не стрелял глазками так метко, как молодые парни в тегеранском метро. Столица – она и в Иране столица. Коллектор всего самого худшего, что есть в стране, как дырка в раковине. Кажется, такое сравнение привела Таня.
В этот раз мы остановились не у семейной пары, как уже повелось, а у одинокого молодого мужчины с седеющими волосами и на костылях. Ахад – инвалид. У него переломан позвоночник. Таким он был не всегда. Еще недавно он был женат, но жена изводила его своей необоснованной ревностью, в первую очередь, к друзьям. Ахад пытался развестись, но семья жены начала угрожать расправой. Чуткий и ранимый, он терпел около пяти лет, а потом решил, что единственный способ выбраться из ада собственной жизни – это самоубийство. Выбрал здание повыше и сиганул вниз. Однако жизнь не закончилась, а лишь перевела его в еще более жесткие условия: инвалидное кресло. Жена ушла через несколько недель, не пожелав заботиться о недееспособном муже. Ахад остался один. Она так и не дала ему развод, но больше не появлялась. Так же не появлялись и члены ее семьи. Таким Ахад был до своего несчастья:
Таким узнали его мы:
После попытки самоубийства Ахад откупился от жены всеми своими сбережениями. Этого оказалось вполне достаточно. Сегодня он делит свой дом на восточной оконечности Тегерана с молодой и лихой художницей Дибой Пакар:
Это ненастоящее ее имя – псевдоним. Примерный перевод: «готовая на что угодно», «безбашенная». Она яркая, необычная, красивая. Пару лет назад постриглась налысо – смелый и отчаянный шаг для иранской девушки:
Ее картины не выставляет ни одна галерея, поэтому сегодня Диба работает риэлтором. Мечтает подкопить денег и уехать в Европу или Штаты, учиться живописи и дальше. Своего будущего в Иране она не видит. Вот несколько примеров ее картин:
Место, где живут Ахад и Диба – это притон для иностранцев. Уходят и приходят целые толпы путешественников. Каждый может принять в этой квартире душ, поесть и выспаться. Мы знакомимся здесь с парой из Исландии, ребята проехали весь Иран автостопом:
Исландцы уезжают – на время в квартире становится тихо:
Но всего на час. Прибывают новые туристы. На этот раз два иранца и один испанец. С последним по имени Эду мы отправляемся гулять по Тегерану:
Даже наличие мужчины в нашей компании не умаляет спеси иранских парней. На местном базаре случается и вовсе из ряда вон выходящий случай. Мужчина лет пятидесяти шлепает меня по заднице своей увесистой рукой и идет дальше. Бегу за ним с фотоаппаратом, щелкаю, что-то говорю про религиозную полицию – посылает меня жестом. Ни одна его фотография не получилась, жаль. Одно радует: с привлекательностью у меня все в порядке. Двойные стандарты в стране заставляют некоторых мужчин думать, что западная женщина легко доступна. Надеюсь, для этого мужика сегодняшний случай стал самым приятным событием за последний месяц.
В самую жару добредаем до музея ковров. Здесь висят реликвии ручной работы с восемнадцатого века. Невероятная красота! Огромные, тонкие, нежные, красивые – каждый такой ковер стоит целое состояние. Трогать руками нельзя. Кажется, что некоторые ковры развалятся, если на них дыхнуть. По музею гуляют украинские и российские студенты – приехали в Тегеран учить фарси. Иранские ковры нравятся всем:
Из музея уходим уже вдвоем. Мы едем к башне Азади, Эду там уже был. У башни к нам пристают мальчишки, кричат вслед: «Секси! Секси!» Однозначно, в столице мужское население ведет себя иначе. Мы так от этого отвыкли, что ругаемся и гавкаем вслед, особенно я. Проезжающий мимо мотоциклист свистит и причмокивает. Может, сегодня какой-то особенный день? Организм выделяет какое-то повышенное количество феромонов? Фотографируем башню Азади и возвращаемся к Ахаду. Сегодня вечером он обещал собрать своих друзей, чтобы те специально для нас выразили свое отношение к хиджабу и к тому, что происходит в Иране в целом:
К вечеру в квартирку подтягивается народ. Художники, гиды, музыканты, журналисты – все это друзья Ахада. Каждый приносит что-то из еды:
На этой вечеринке не пьют и курят лишь сигареты. Редко. В основном, девушки. Сначала разговоры на общие темы – узнаем простые человеческие истории. Друг Ахада, Араш. Он любитель горных походов, переводчик. Недавно перевел с английского несколько полезных книжек для детей о том, что такое сексуальность и как происходит зачатие. Теперь его труды под запретом – многие издательства по рекомендации сверху отказываются сотрудничать. Слишком щепетильную он выбрал тему. Следующий его проект – перевод книги о здоровой пище. Суть в том, чтобы объяснить людям: различные корпорации давно уже кормят нас некачественной пищей, настала пора делать верный выбор. Араш надеется, что этот свой труд он сможет издать. Ведь основная претензия – к западному производителю:
Этим вечером в квартире собралось много интересных людей. Кто-то играет на классических музыкальных инструментах и рассказывает, как сложно в Иране заниматься любым другим музыкальным стилем, кроме как традиционно народным. Невозможно также быть свободным журналистом и писать о том, что действительно происходит в стране (а где это возможно?). Сложно преподавать в университете студентам и говорить им правду о существующем положении вещей без страха, что назавтра тебя не уволят.
Все собравшиеся гости против хиджаба. Каждый – мужчина или женщина – отмечает, что это чушь. Но главная проблема не в нем. В Иране так много всего, что требует немедленной реструктуризации, модернизации, пересмотра, что хиджаб – лишь малая часть проблемы, хоть и самая очевидная. Сведущие в истории отмечают, что чадра – или ее подобие - была и в период рассвета зороастризма. Женщина надевала ее во время месячных, чтобы отметить свою временную «нечистоту». Более того, особо религиозные иранки носят чадру уже несколько столетий: ислам стал государственной религией Ирана еще в шестнадцатом веке:
Спрашиваем у девушек, вам комфортно изо дня в день носить этот платок? Отвечают: привыкли. Они выросли в этой традиции. Их светские матери говорили им, что это чуть ли не единственный способ обезопасить и защитить себя. Не от мужчин, нет. От режима. Чтобы спокойно жить, учиться или работать в этой стране, нужно уметь вести двойную жизнь. Их поведение одно для тех, с кем они только соприкасаются по делам или в общественных местах, но с самыми близкими они другие.
Вот на таких вечеринках, по сути своей, революционных, молодежь обоих полов может выражать свои истинные взгляды. Но в повседневной жизни – платок и принятие. «Мы были выращены поколением, которое жило в страхе. Наши родители научили нас врать во спасение. Мы так привыкли», - резюмирует Араш. «Почему-то всегда страдает женщина», - отмечает привлекательная преподаватель английского, чьего имени я не запомнила. «Почему больше всего всегда достается нам? С момента разрушения культа богини-матери женщину то и дело пытаются обуздать, ограничить, поработить». У вас, слава Богу, не сжигали на кострах. Хотя, истории о том, как после исламской революции женщин унижали, могли ударить, покалечить, если она не соглашалась с новыми нормами морали, есть у каждого.
В довершении вечеринки ребята советуют посмотреть анимационный фильм, наглядно рассказывающий об истории современного Ирана. В нем есть все то, о чем я писала в своих предыдущих постах. От лица молодой девушки, уехавшей в Европу, ведется рассказ обо всем, что происходило в стране в последние сорок лет. Падение шахского режима, приход к власти Хомейни, война с Ираком, нынешнее положение молодежи, идеализм и коммунистические взгляды – Иран как он есть, смотрите сами.
Вечеринка заканчивается глубоко за полночь. Как водится, утром нам нужно уезжать. Тегеран, пожалуй, первый город в Иране, откуда хочется уехать быстрее. В субъективном опыте нашего путешествия столица оказалась самым жестким местом, где революционные взгляды смешались с привитой покорностью, сальность - с вынужденной терпимостью, творчество и талант - с непригодностью и отсутствием возможности реализовать себя.
Плюс наша усталость от хиджаба. Весь этот коктейль настойчиво подгоняет в сторону границы. Но впереди еще несколько дней в Иране и самая зеленая его часть – побережье Каспийского моря.