Базар Вакиль находится чуть дальше. Его посетительниц-женщин мы уже вам показали, самое время продемонстрировать его мужчин. Продавцы во всех лавках базара – это исключительно сильный пол. Чаще всего это семейный бизнес, переходящий от отца к сыну. Мужчины продают ткани, одежду, обувь, ковры, украшения, ювелирные изделия, сувениры, антиквариат.
Прогулки по базару вновь завершились площадью Шохада, где у информационного центра мы встретили двух российских автостопщиков, Рому и Пашу. Представили им нашу медведицу, пообщались. Рома (справа) спит в кустах или с афганцами на стройке. Паша (слева) предпочитает каучсерфинг.
Пока сидели в тенечке и болтали о жизни в дороге, седой иранец успел дать нам денег. Просто так, очень хотел поделиться тем, что имеет. Ни в какую не принимал ответные подарки. В это же время нам с Таней пришла смс: «Девочки, мы с Видой сегодня уезжаем до завтрашнего дня. Не переживайте, найдем вам новое место для ночевки». Чудесно, мы бездомные. Без паники. Очередной раз решаем довериться судьбе и плыть туда, куда ветер перемен несет наш хрупкий девичий корабль.
Возвращаемся домой, у Виды с Пуйей принимаем душ. Непонятно почему наши иранцы не могут оставить нас на ночь одних? Через полчаса приезжает наш сегодняшний покровитель по имени Амир. Популярное мужское имя и в Иране, тоже благодаря арабам. Амир ниже меня ростом, с плохим английским, зато живой, подвижный, с улыбающимися глазами. «С ним вы будете в безопасности. Этот парень умеет веселиться!» - говорит Вида, собирая сумку на пикник со своими родителями. Мы чувствуем себя не в своей тарелке. Куда-то ехать, с незнакомым мужчиной, но будь что будет.
Старенький «Пежо» Амира останавливается где-то на окраине города. Вокруг низенькие дома цвета песка, скудная растительность – окраины Шираза. Амир паркуется у дороги и просит подождать. Он выходит из машины, подходит к стоящему рядом пикапу, отдает водителю пачку денег и получает взамен увесистый пакет. Когда он садится обратно в автомобиль, пакет звенит бутылками. Алкоголь. В Иране запрещены любые спиртные напитки. Мы только что стали соучастниками нелегальной сделки. Криминал.
Объездными дорогами попадаем в элитный район пентхаусов. Дома с мраморной отделкой, приватные дворики, гулкие ворота. В одном из таких живет друг Амира, молодой архитектор по имени Хоссейн. Он учился в Милане – в коридоре его огромного, шикарного жилища фотографии из путешествий по Европе. В зале камин, на стенах картины, под потолком смог, на полу во всех трех ванных комнатах тоже мрамор. Сегодня у Хоссейна вечеринка. Друзья приедут с минуты на минуту.
На столе появляется та самая, звеневшая стеклом бутылка. Это русская водка, сделана в пригороде Пензы. Мы, как водится, не пьем. «Что?! Вы точно русские? Может, вы еще и не знаете, что такое матрешка?» Мы еще и не курим. И мясо не едим. «Что-о-о?! Тогда, может быть, хотя бы пирожок?» Ура, сладкое! «Только это не простой пирог, а с травой…» Вот ведь, любители бурных вечеринок. Ганджа растет в деревушке недалеко от Шираза, приезжаешь – покупаешь. Можно достать афганский гашиш. Или пакистанский. Этот стаф лучше всего для кальяна, или шиши. Но в таком гашише слишком много всевозможной дряни, лучше уж проверенное. Осталась половина кейка, в нем граммов восемь-десять травы. Я хоть и с дрэдами, но отказываюсь. «Хреновый из тебя Боб Марли!»
Приходят гости: коллеги по работе, университетские друзья. Приносят арак, местный крепкий алкоголь. Наливают русскую водку, мешают с соком – пьют коктейлем. Пытаюсь научить пить по-русски, но без реального участия в процессе ничего не выходит. Шоты у иранцев не в почете. Каждый отрезает себе по куску волшебного пирога: Алиса - это пудинг, пудинг – это Алиса. В дверях появляются очаровательные иранки, снимают платки, снимают свои манто и остаются почти что в одной косметике.
Заходит разговор о женственности. «Наши слишком много красятся. Вот вы, вы красивые, потому что вы натуральные, ни грамма грима». По мне так и в таком слое мейк-апа иранки очаровательны. Их движения плавные, формы округлые, губы алые, волосы жгучие, кожа белая. Они и сильные, и слабые одновременно. Пока чувствую лишь интуитивно, не могу толком описать словами.
Вот, например, Нахоль. Ее имя значит «росток». Ей 32. Она не замужем. Детей нет, и заводить не собирается. Это такая тенденция в стране: мало кто решается на ребенка. Два - это уже роскошь. Государство пытается стимулировать рождаемость - поднимает цену на презервативы. Нахоль говорит, в Иране есть много ограничений, но женщина может чувствовать себя защищенной. Восхищаюсь ее красотой. Говорит: «Детка, если бы ты видела меня без косметики, ты бы меня не узнала».
Все, кроме Амира, прекрасно говорят по-английски. Это дети успешных людей, имеющие возможность путешествовать по миру. Говорим о политике – нет ни одного, кто разделял бы и поддерживал основы правящего режима. Девушки мечтают о свободе выбора, молодые люди – об отмене воинской обязанности. «Если не прослужишь в армии, не получишь заграничный паспорт, а это все равно что перекрытие кислорода», - говорит Форук, парень с короткой стрижкой и белоснежной кожей.
Основную проблему каждый видит в том, что власть и религия слишком связаны. Любое «нет» политической системе равняется измене Аллаху. В таких жестких рамках нормальная жизнь невозможна. Слово за слово, водка, трава и арак делают свое дело. Музыка становится все громче, темы все пошлее – пора оставить ребят и идти спать.
Хоссейн выделяет нам дальнюю комнату: мягкий ковер, небольшая кровать, кондиционер, гладильная доска, отдельная ванная. Запахом сигарет пропитаны одежда и волосы. Уже не в первый раз за это путешествие засыпаем под грохочущую музыку. Нашим новым друзьям за тридцать. Еще десять лет назад подобные домашние вечеринки были куда более безбашенней, но и наказание за них было страшнее. Религиозная полиция могла посадить за решетку каждого. Мужчины и женщины в одном помещении, алкоголь, наркотики – в лучшем случае, их родителям пришлось бы выложить за каждого немалую сумму.
Следующим утром вновь едем в исторический центр. Встречаемся с нашими российскими друзьями и попадаем в гущу событий. Каждая последняя пятница месяца Рамадан в Иране – это повод для митинга и демонстрации против политики США и Израиля относительно Палестины. На улицах Шираза колонны мужчин, женщин и детей. Толпа единодушна в своем протесте, но общая атмосфера миролюбива.
Каждый встречный очень рад узнать, что мы из России. На несколько минут становимся звездами фото и видеокамер местных СМИ. Россия+Иран=Дружба:
Уходим от шума центральной улицы искать розовую мечеть, одну из самых красивых в Иране, Назир-оль-Мольк. Она славится своими витражами, но оказывается закрытой – пятница. Однако фотографии волшебным образом вновь попадают в нашу коллекцию.
По дороге щедрые иранцы одаривают нас несколькими килограммами вкуснейшего свежеиспеченного хлеба. Здесь он называется нун. Совершенно бесплатно.
Устраиваем пир, прикупив уже полюбившийся мягкий иранский сыр и персиковый сок с мякотью в жестяных банках. Читаем состав. Есть перевод и на английский, и на русский. Никаких искусственных красителей или консервантов. Качество многих продуктов в Иране намного выше, чем в России.
Ведем наших друзей в Шах Чераг полюбоваться внутренней красотой мечети:
Опять надеваем чадор. В зале для женщин знакомимся с девушкой по имени Мэриам, которая проводит нас через страшную толкучку. В последнюю пятницу священного месяца в мечеть пришли сотни верующих. Мэриам волонтер, работает не за деньги, а за идею, из религиозной семьи, очень любит общаться с иностранцами. Тут же берет все наши контакты в социальных сетях, скидывает все те фотографии, которые нам нужны, и показывает, где можно запечатлеть себя на фоне Шах Черага.
Обнимаем ее, благодарим и уходим. Пришло время прощаться:
Ребята разъезжаются автостопом в разные стороны: Рома едет мочить ноги в Персидский залив, Паша отправляется в Исфахан, а мы планируем поездку в Йезд, или Язд, самый религиозный город бывшей Персии.