Семья Можган решила собраться у родителей. Пожилые мама и папа за свою длинную и трудную жизнь наплодили аж семерых. Из них всего один сын. Остальные шесть – это разновозрастные дочери. Сын не приехал – был в командировке, одна из сестер тоже не смогла оторваться от своих дел. Зато пять остальных женщин нашли возможность, чтобы приехать в Исфахан. Кто из Тегерана, кто из Малайзии. Мы с Таней были приглашены на семейное торжество в первый же день своего прибытия в город. Признаюсь честно, я испытывала глубокую радость и благодарность за возможность побыть в кругу семьи. Пусть и чужой. Дорога, как ни крути, изматывает. Ощущение чьей-то заботы, радушия и гостеприимства должно зарядить наши подсевшие батареи.
Дом родителей Можган в новом, престижном районе. Светло, уютно, просторно. Подземный гараж, маленький садик с выходом прямо из квартиры. Пара уютных комнат, небольшая кухня, зал. Младшая дочь Мэхнази по-прежнему живет с родителями. Остальные сестры приехали кто со своими дочерями, кто в одиночку. С мужем не приехал никто. Даже верный Яшар укатил с друзьями в Шираз.
Приезжаем - вся семья вокруг плазменного телевизора. Новости: Палестина, погибшие, кровь, человеческий трагедии. Израиль нанес ответный удар. Мужчины – отец семейства и его племянник – комментируют. Женщины безучастны. Наше появление – повод накрывать на стол.
В качестве стола – скатерти, расстилаемые прямо на полу. Специально для нас вегетарианская еда: рис, овощи, лепешки. Забегая далеко вперед, скажу, что за месяц путешествия по Востоку я прибавила в весе примерно на семь килограммов. Лепешки были основной едой. С ними можно есть все, что угодно: сыр, арбуз, рис, джем, овощи, яблоки. Также на столе зелень, маринад и очень соленый тан. Тан по-ирански – это кисло-молочный напиток с зеленью, солью, специями и льдом. Иранцы едят очень быстро и очень много. Периодически пытаются убедить нас отведать мясо. Уверенно и уже по отработанной схеме рассказываем, как стали вегетарианками, почему от этого не страдаем, а только выигрываем. Старики ухмыляются, старшие сестры качают головой, молодежь подмигивает.
Отползаем от стола. Грязная посуда быстро-быстро убирается, скатерти сворачиваются – как будто и не было никакого застолья.
После еды – традиционный сон. Дедушка-глава семьи берет подушку и уже похрапывает у телевизора, то же самое делает его племянник. Девчонки собираются в спальне. Одна из двух старших сестер облачается в странное платье, покрывает голову, расстилает коврик, берет Коран – это намаз.
Последние несколько лет Зохрэ работает в верховном суде Тегерана. Можган рассказывает, что за это время сестра сильно изменилась – стала набожной, чего прежде за ней никогда не водилось. Это издержки профессии: государственные структуры обязывают своих сотрудников строго следовать нормам Шариата. Такая религиозность с хвоста: сначала получаешь хорошую должность, потом начинаешь верить в Бога.
Остальные сестры заваливаются на кровать. У одной в руках длинная хлопковая нить, восьмеркой натянутая между пальцев. Салон красоты объявляется открытым! Мы на сеансе депиляции лица. Сначала волосяной пушок удаляется с лица Можган. Более четкий контур получают ее брови, лоб, виски – кожа становится гладкой. Потом приходит Танин черед. Следом и мой. Непривычные к такой экзотичной процедуре, мы пищим и взвизгиваем. Некоторым восточным женщинам такая процедура необходима. Волосы на их лицах бывают густыми и темными. Нас же они называют белоснежками. За десять минут с лица исчезает вся растительность, кроме бровей и ресниц. В отличие от Можган, мое лицо красное и воспаленное.
На следующее утро все семейство прибывает с ответным визитом в дом Можган и Яшара. На полу расстилаются все те же скатерти. Сегодня мы едим то же, что и все. Блюдо называется аш. Это густой-густой суп с макаронами, бобовыми и зеленью. Ложка в нем стоит, как в деревенской сметане. Одна тарелка – и, как водится, вновь отползаем от стола. Уже привычный послеобеденный сон у старших членов семьи. С младшими разглядываем фотографии наших путешествий. Вечером вся семья выезжает на пикник в парк.
Кажется, в этом парке на окраине Исфахана собрался весь город. Семьи небольшими группками стелют покрывала на земле, достают корзинки с продуктами, ставят мангалы, жарят мясо на шампурах – это традиционный кебаб. Кстати, слово так и переводится с фарси: жареное мясо. В наших тарелках опять аш. Нет никакой возможности есть его вновь. К одной семье присоединяется другая – родственники мужа одной из сестер. Все хихикают и косятся на меня. Казалось бы, что такого? Просто я вышла из дома, одетая по-особенному. Сегодня я решила провести эксперимент – целый вечер в чадре.
Оказывается, чадра не надевается просто так: взяла да и закуталась - нет. Чадра – это особое состояние ума. Это готовность опустить глаза, прикрыть все свои достоинства и смириться с тем, что с этого момента привлекательность в жизни женщины не играет никакой роли. Главным становится покорность Богу и верность лишь мужу, если он, конечно, есть. Дресс-код под чадрой: длинная рубашка темных тонов, длинные брюки, желательно черного цвета, обязательный черный платок. Само собой, никакой косметики, духов, лака для ногтей. Еще дома, пока я облачалась в это одеяние, в основном, позаимствованное у Можган и ее мамы, все девчонки в семье покатывались со смеху.
В чадре я чувствую себя скованно и замкнуто, как будто отделенная от мира занавеской. Связь с телом нарушена. Платок мешается, штаны колют, рубашка мешком. Жарко, неудобно, руки постоянно заняты тем, что приходится засовывать чадру то туда, то сюда, чтобы она не путалась в ногах, не волочилась по земле, не сваливалась с головы. Существуют какие-то определенные правила ношения, о которых я ровным счетом ничего не знаю – остается лишь копировать то, что делает религиозная старушка-мама. Даже она не может удержаться от улыбки при взгляде на меня. Очень некомфортно от того, что понятия не имею, как себя вести. Не владея религиозно-этической кодировкой, боюсь сделать что-нибудь не так. Совершенно не сочетаюсь с тусовкой ярко накрашенных женщин в разноцветных платках:
- Я похожа на правоверную иранку?
- Нет! Ты похожа на цыганку из Пакистана!
Проходящие мимо мужчины совсем не смотрят на меня. Привыкшая к повышенному вниманию (иностранка, дрэды), в чадре я вдруг превратилась в привидение. «Конечно, потому что в ней ты н-е-п-р-и-в-л-е-к-а-т-е-л-ь-н-а-я!» - хохоча, говорит Можган. Когда проходящие мимо женщины замечают сережку в моем носу, то начинают присматриваться, догадываясь о подвохе. Можган останавливается рядом с тремя молодыми красавчиками-иранцами: подкаченные бицепсы, обтягивающие майки, татуировки. Спрашивает, показывая на меня:
- Что вы думаете об этой странной девушке в чадре?
- Она похожа на одну из танцовщиц в ночных клубах. Из Украины или Ливана.
Отлично! Сама я чувствую себя престарелой, неповоротливой рухлядью, лет на сто. Незаметная, неуклюжая, страшная и мрачная. Самая младшая из сестер Мэхнази поддерживает меня, как может: «Зато теперь ты знаешь, как это неудобно!» Старшие сестры называют ее анархисткой. Мэхнази носит свой платок чисто формально – из-под него видны волосы. Она красавица. Уже не первый бойфренд сражен ее чарами. Учится на юриста. Мечтает выйти замуж, да так, чтобы муж непременно баловал ее: «Иначе я не согласна. Я так привыкла, меня балуют всю жизнь, ведь я самая младшая».
Дома с облегчением и радостью снимаю чадру. Уж ежели Господь и создал женщину привлекательной, то наверняка сделал это из благих соображений, а не для того, чтобы скрывать ее прелести под черными одеяниями, позволяя открываться лишь одному-единственному собственнику. На утро прошу Можган о последнем эксперименте: сделать мне такой же макияж, какой иранские женщины наносят на свое лицо каждый день. Та ухмыляется и приступает к боевой раскраске. Вот такой я проснулась:
Сначала наносится основа:
Потом рисуются глаза:
Следом появляются брови:
Оформляются контуры губ:
Боже мой, что же будет:
В итоге надевается хиджаб. И вот он, результат:
В этот раз клоун уже веселый. Какая тетя! Но я не привыкла краситься, и такой тяжелый мейкап жирной и неприятной маской давит на кожу. В это же утро мы выезжаем в Тегеран. Только сажусь в автобус и сразу же стираю с лица веселого клоуна. Остается лишь подводка на глазах:
Похоже, нашей медведице нравится. Прямо по курсу нас ждет столица страны. В Тегеране мы окажемся ровно через шесть часов.